Но двое артистов играют совершенно самоотверженно, на очень высоком градусе, просятся в какую-то номинацию "лучший дуэт". Это Билли и Хелен, вчера их, как это ни забавно, играла пара артистов Дмитрий Высоцкий и Елизавета Высоцкая. Высоцкий поразительно точно и страшно копирует пластику калеки и изумительно в этих скованных, прижатых движениях может быть бесконечно разнообразным и трогательным. Артисту удается создать галерею масок внутри телесной скованности, и тараща глаза, он всякий раз изображает разные стадии изумления и приятия этого мира. Такой Билли - очарованный странник. Кстати, это единственный спектакль из 7-8, что я видел по этой пьесе, где письмо Билли из Америки не выглядит скучно - а напротив, Билли читает свой словно бы символ веры, свой манифест. Билли, как я его здесь понимаю, - организм, настроенный на поиск доброго к себе отношения. Его, как цветочек, тянет к солнцу. Его мучает прошлое, ему нужно своей жизнью ответить на вопрос, а достоин ли я собственно любви, есть ли мотивация дальше жить. Поэтому он научился слушать мир и воспринимать его спокойно, без злобы, имея только одну цель - коллекционировать доброе к себе отношение, те редкие улыбки, нежность, короткие приступы сострадания, которые все-таки были на его горестном пути. И в эти моменты, когда Билли чувствует эти полпроцента добра к себе в стопроцентном безразличии или дежурной любви, артист поистине прекрасен. Елизавета Высоцкая в роли Хелен - огненнорыжая, как и полагается ирландке, оторва, подвижная, со сбитыми коленками, крутого нрава, ураган-девка; по сути она тот же духовный инвалид в поисках любви. Если этому парню физика не дает свободы любви, то Хелен её бешеные гормоны и нрав отдаляют от тихого любовного счастья. Изумительна сцена репетиции прогулки у Хелен и Билли: она впервые понимает, что выигрывает, когда меняет террористический темперамент на обходительный (и глаза округляются от новых ощущений: рядом с ней идет мужчина, которого - впервые - не надо мутузить!). Билли в этот момент вырастает, стройнеет на глаза, титаническим усилием воли хотя бы на полсекундочки освобождается от своих кожанных пут. Да, ну и, конечно, совершенно невероятная Марина Полицеймако в роли мамы Джонни. Бесстрашная бандитка-насмешница - еле передвигающаяся в своем кресле, с живыми глазами и жаждой веселой жизни. Вдова пирата и сама пиратка - с сардоническим отношением к реальности и жаждой выживать любым способом. Отдельная микросцена: как мамаша жрёт (именно жрёт - актриса тут совершенно не стесняется быть неопрятной, звериной) шляпу доктора.
Зал принимает пьесу очень живо. Беснуется, аплодиует, смеется, легко проходит сквозь скабрезности текста: на Таганке все-таки мало было таких поистине народных неглупых комедий (да и просто комедий) про простоту, про человечность. Что тут ни говори, но Макдонах в своих пьесах (в "Калеке" и "Спокане") говорит о редчайшей для российской культуры теме: о судьбе инвалида, о сострадании к инвалиду, о культивировании полноценности, чувства человеческого достоинства в инвалиде. Такой прямой ход через века: от капитана Копейкина - к русскому Макдонаху. И вот тут, в этой точке, новый театр достигает своего пика: театр может изменить общественные настроения.