"Болен ли труд русский? Об этом нечего и спрашивать. Девять десятых русского упадка объясняются именно этою болезнью, - исключительно. Невозможно представить себе того поистине "преображения", поистине "воскресения", какое наступило бы в каждом маленьком кусочке русской деятельности, и, наконец, в картине всей страны, если бы вдруг в русском человеке пробудилась жадность к работе, жажда работы, скука без работы, тоска по работе. /.../
Сказать, что трудящихся у нас приходится половина на половину, - много. Приходится на двоих трудящихся восемь полутрудящихся и вовсе не трудящихся, "отлынивающих от работы", или "околачивающихся" около чужой работы. Создались особые народные термины для ничегонеделания, довольно милые и ласкающие. Тунеядец у нас нисколько не презрен: что это нищий и тайный вор – хоть и знают все, но "отпускают ему вину его" ради милого характера и вообще разных бытовых качеств. /.../ Это какой-то закон, какая-то психика, какое-то "упоение" России. "Гуляй, матушка душа". Решительно, это не только вошло в нравы, но это вошло в поэзию страны. /.../
Помните студента, шесть лет сидящего в университете и по-видимому не собирающегося кончать курса, в «Вишневом саду» Чехова: он до того ленив и ни к чему не способен, что даже не может найти своих резиновых калош, и ему их отыскивает и бросает в прихожую барышня. Да в «Вишневом саду» и все валятся на бок: тут уже не 8 на десять ленивцев, а все десять – ленивы, стары, убоги и никому не нужны. Но и весь «Вишневый сад» поэтичен; а этот студент – прямо мил. Почему? Что это? Какая-то начинающаяся Корея, «страна утренней тишины и спокойствия»?
Страна /.../ скорбных богородиц породила этот "заваливающийся" и "разваливающийся" быт, поэтическое ничегонеделание, моральную безответственность, жизнь порочную и молитвенную… "Она, Матушка, за всех заступится и всех защитит", говорит всякий родственничек Мармеладова, неся дрожащею рукою последнюю рюмочку водки ко рту. В знаменитом исповедании Мармеладова Достоевский написал настоящую апологию православия, выставил настоящую суть православия, глубочайшую всех катехизисов. Она написана огненными буквами, она неотразима, она очаровывает и увлекает. Но до чего она убийственна для здоровья, до чего разрушительна, если бы пала на здоровую нацию. /.../
Почти все художество русской литературы греет и гладит русские пороки, русские слабости, русское недомогание, - с единственным условием, чтобы это было «национальное». Вот патриотическая литература... Нет, вы мне покажите в литературе: 1) трезвого, 2) трудолюбца, 3) здорового и нормального человека, который был бы опоэтизирован, и я зачеркну свои строки. Но от Обломова до нигилистов тургеневской "Нови" – все это инвалидный дом калек, убогих, нищих… "Блаженны нищие… Их Царство небесное". Русская литература широко разработала это "царство", сводя его с неба на землю, перенося его из Галилеи в Великороссию."