В ГИТИСе продолжил ходить на режиссерские работы курса Леонида Хейфеца. Первые две части спектакля Юлии Беляевой "Платонов. Рассказы", на мой взгляд, совершенно не удались, а вот третья заставляет взволноваться и оправдать визит в театр. Артист Давид Зисельсон читает недавно обретенный крохотный рассказик Андрея Платонова "Земля". И сам рассказ - шедевр, объясняющий духовную обстановку первых революционных лет - почему народ пошел в революцию, и читает артист великолепно. В "Земле" речь ведется от лица рассказчика, который повествует нам о жизни женщины, у которой родился маленький мальчик. А артист читает от лица этого самого мальчика, меняя и усложняя метод повествования: неродившийся плод сперва о своей матери говорит в третьем лице, потом от первого лица о том, как рождался, потом, как рос, потом как мама умерла - резко переворачивает скамейку вверх дном - и про свою "любимую мысль о дpугой земле, котоpую можно сделать из этой". Маленький мальчик, подбирая слова, словно бы каждое слово рожая точно так же, как в данный момент рожают его - интонация ребенка, впервые раскрывающего глаза на все явления этого, здешнего мира и исполняющегося восторгом создателя, который создает тот мир, который ему видится, и видит тот мир, который создает ("Ване думалось, что он не видел, но что знал. Поля, поля и дороги. Все города и все люди живут в полях. Есть одни поля."), и принимающего этот мир ровно до того момента, пока не умирает мать. Тогда - всё переделать. Сделать из мечты реальность, сделать реальность - мечтой. Ребенок и революция, ребенок и запросы времени, ребенок, рассказывающий о том, как он стал живым и как остался живым даже в разрушении. Точная, свежая работа артиста. Пропустить невозможно. Три минуты театрального счастья.
На видео смотрел документальный спектакль, сделанный в "Балтийском доме" - "Антитела" Михаила Патласова и Андрея Совлачкова - одно из первых свидетельств интереса Петербурга к вербатиму. Спектакль производит по-настоящему сильное впечатление. Он сделан на основе свидетельских показаний вокруг дела убийства студента-антифашиста Тимура Качаравы в Петербурге несколько лет назад. Зритель слушает прерывающие друг друга, конфликтные монологи, видит на видеоэкране уточненные детали. Говорят мать убийцы и мать убитого. И вот не столько про убийство речь, а поиск правды и смысла оказывается важнейшей духовной задачей героев. И абсолютно вне моральных оценок, это не суд верховный, это люди сами себя судят. Люди пытаются через сверхординарное и вместе с тем, увы, "заурядное" событие разобраться в вопросе о том, куда движется общество, куда мигрирует наше сознание. Здесь говорят о том, что фашизм и антифашизм в современном мире стали синонимами и означают одно: желание молодых, разбуженных людей не стать комфортабельными, пассивными, инертными взрослыми и действительно что-то изменить во вряд ли устраивающем их, терпеливом мире. Говорят с позиции теории Гумилева - о гомеостазе, который поразил и заморозил наше покорное общество, которому все сходит в рук. В протестном движении молодых угадывается пассионарный взрыв, раз находятся сегодня ребята с темпераментом, позволяющим пренебрегать законами самосохранения. Одним словом, "Антитела" - изумительная форма разговора, диалога, дискуссии про молодых, про протестное движение. Через монологи матерей мы узнаем самое важное: как формируется характер, темперамент "неуспокоенных" людей, как из "идеального", почти сказочного детского сознания вызревает борцовский нрав. Этому бы спектаклю прокатиться по фестивалям по России - хороший повод на всех уровнях разобраться в самих себе.
Несколько дней был в городе Ярославле, который только хорошеет, - на фестивале студенческих спектаклей "Будущее театральной России". Отрадного было мало, кроме чудесной атмосферы, которую создает Волковский театр (собирать огромные залы на студенческие спектакли - это, конечно, поступок). Но этот фестиваль, конечно, создан, чтобы доказать очевидное: с актерским образованием в стране ситуация тяжкая. Чаще всего я видел глубоко не молодых педагогов, клявшихся тем, что жали руку Станиславскому. Поразительный контраст с бытовым поведением будущих актеров - молодых, свежих, активных молодых людей на улице и вялых, безжизненных, обескровленных организмов на сцене, насильственно загнанных в костюмы условного XIX века, в условные культурные коды - спектакли без связи с современностью, с пульсом времени, а главное - с профессией. Часто спектакли оказывались этаким омертвевшим, ороговевшим ритуалом, который всем вместе исполнять скучно, а надо. Но тем не менее, был интересный новосибирский "Вишневый сад" в режиссуре Сергея Афанасьева (Гаев обращался в монологе о шкафе ко всей аудитории, к зданию Волковского театра, а значит, и к многовековой истории русской сцены - "Приветствую твоё существование"; Шарлотта, когда ей приходит пора показывать фокус, говорит, что споет песню, которая будет написано через 50 лет, и поет Пиаф; прекрасный Фирс 2-20 ростом и так далее) и небезыинтересная "Зойкина квартира" ВГИКа (режиссер Александр Федоров) с потрясающим дуэтом Зойки и Аметистова. Еще изумил какой-то малопонятный Институт русского театра (что это? куда эти артисты пойдут, если 5 актерских вузов Москвы выпускают во многом безработных), который забубенил сразу на 4-м курсе коммерческую буржуазную драму "Девичник" - ну думаешь, правильно, чего стараться: сразу со студенческой скамьи - в сериал и в объятия Куни. Зачем играть сложнее, лучше сразу во все тяжкие антрепризы пуститься.
Проглотил за пару дней роман Маши Гессен "Совершенная строгость" - о Перельмане. Изумительная книжка! Две важные темы. Документальный рассказ о мире математики как одном из островков свободы в СССР. И не менее изумительно прописанная тема аутизма Перельмана как средства самосредоточения, как едва ли не единственного способа уйти от информационной и коммуникативной агрессии нашего мира. Перельман в этой книге предстает настоящим героем XXI века, и я верю в это.