В этом театре бывал, но редко – он был всегда герметичным, особенно к себе не звал, не был заинтересован в сотрудничестве. Но, когда я был школьником, он производил впечатление – до сих пор помню, как мама водила на «Лолиту», «Остров Крым», «Гондлу». Театр внешне никак не поменялся – тот же лак на дереве, тот же плюш на креслах. Я думал о том, как интересно разворачивается судьба театральной идеи. Екатерина Еланская основывает «Сферу» почти в начале Перестройки, ощутив в Малом театре желание ломать традиционную театральную коробку. Министерство культуры идет на такой проект и реализует архитектурный замысел, где сцена смешана со зрительным залом, театр-трансформер с вывороченной наружу театральной механизацией. Театр стал ближе к публике, условность стала легитимной. Можно было делать театр поэтический, трагический, высокой литературы. И до сих пор, говорю без преувеличений, это пространство магично, оно действует и сейчас, оно живет, оно впечатляет. Еланская умирает несколько лет назад, передав театр Александру Коршунову – блестящему артисту, премьеру Малого театра, любопытному режиссеру, но человеку явно не экспериментального направления, которое по определению требуется в таком изломанном пространстве. Интересно, как теперь театр будет развиваться – все в руках худрука, который может организовывать театр любого направления, даже чуждого себе.
Идея исчерпанности возможностей традиционной театральной площадки идет с самого начала режиссерского века – от Мейерхольда к Гротовскому и далее. Сегодня она – достояние уже даже театрального образования: и в ГИТИСе, и в Школе-студии режиссеры, как правило, опасаются делать спектакль на сцене Учебного театра, хотят альтернативной рассадки, хотят ломать открытую только с одной стороны коробку сцены. В театре «Сфера» эта идея реализовалась еще в середине 1980-х. Следующий этап в строительстве театра-трансформера случился только лишь в начале 2000-х, когда был построен Центр им. Вс. Мейерхольда.
И вот теперь главное. Я хочу говорить о худруках, не оставляющих потомства. Вот Любимов, вот Захаров, вот Еланская, вот еще десятки худруков в Москве и регионах. Судьба сложилась бы иначе, если бы эта герметичность, монотеизм этих театров был бы разорван в какой-то момент. Почему возникает это нежелание делить с кем-либо пространство и власть, которая была тебе когда-то дана? Театр «Сфера» мог бы стать в 1990-е и 2000-е целой школой для молодой режиссуры, когда могла бы на этом уникальном сферическом пространстве созреть, научиться работать в этом ломком шаре. Я только жалею об упущенных возможностях. Это поколение созрело и так. Но не в театре «Сфера». И вот именно это - жалко. Сфера в какой-то момент оказалась слишком закрытым пространством. Сфера была цельнометаллическим шаром, а не полураскрытой раковиной.
Невозможно обвинять людей в их темпераменте. Один такой, другой другой. Бетховен не похож на Моцарта, потому что он Бетховен, а не Моцарт. Гротовский театральной практикой занимался от силы 10 лет, а потом полностью ушел в лабораторную работу. Имеем ли мы право осуждать его за это? Нет. Это пространство его личной судьбы. Выбор в его биографии.
Но мне сегодня ближе путь Серебренникова, Коляды, Вырыпаева, Волчек и, в особенности, Бородина. Путь худруков, которые активно делятся той властью и тем пространством, которое им дано. Бородин - создатель бесконечных возможностей для молодых, не сидящий на своей территории единолично. И, уверен, это дает ему самому силы и вдохновение. Даже когда молодые не оказываются ему благодарны за эти возможности – были в РАМТе и такие случаи. Режиссер может созревать и двигаться только в конкурентной среде, в герметике он усыхает. Если есть театр, значит, в каждом углу должны репетировать люди, каждый день и в каждом углу. И совершенно не важно, с каким результатом. Хотя результат есть во всех названных театрах.
Нужно постоянно думать о будущем. Создавать открытые двери, фрахтовать, рекрутировать новых людей для совместной работы, для движения театральной мысли. В искусстве важен гумус, почва. Чтобы созрел один хороший драматургический текст, нужно, чтобы 100 человек рядом написали пьесы. Творчество – конкурентная среда. Оттолкнуться, зажечься можно только от современника. Поэтому главное, что мы должны перед лицом вечности, - создавать открытые двери, в которые можно постучаться.
