"Горе от ума" Александра Грибоедова, реж. Алексей Бородин, РАМТ
Спектакль Алексея Бородина "Горе от ума" в Российском молодежном театре максимально классичен. Ни один консерватор не придерется. Ну разве что Чацкий ведет себя привольно, не по чину: обнимает Фамусова как равный, чуть ли не мацает его. Ну что ж тут дурного: был ребенком, был вхож в семью, где жили близкие люди и дядя Паша делал "в ямку буух!". А теперь не то: строгач, девочку замуж выдают, надо семье обогатиться, соединить капиталы, и все прошлые связи надо оставить. Пошалили, и будя: не ровня, Софью надо продать подороже.
И вот эффект. Достаточно классически, артикулированно прочесть текст Грибоедова, чтобы он прозвучал максимально политически, максимально остро, отвечая на каждый пункт современной повестки. И сюжет о невостребованности в России молодых идей, энергии и таланта раскроется полностью. Еще один молодой человек с горячей кровью, полный жизни и желаний, выброшен на обочину. И смешная лестница в верхнюю ложу, приставленная к тому, чтобы Чацкий белым принцем взошел в дом Фамусова, кажется трапом к самолету (художник Станислав Бенедиктов). Правда, финальная сцена кажется у Бенедиктова - про закрытые границы.
В роли Чацкого Максим Керин - главное актерское свершение спектакля. В его умных, свежих речах выделяется одна строфа: "Куда ни взглянешь, / Все та же гладь, и степь, и пусто и мертво... / Досадно, мочи нет, чем больше думать станешь". Вот это вот чувство повторяемости, фрактала, дурной цикличности, временной петли в "Горе от ума" кажется неожиданным откровением весом в 200 лет. Классика опасно наточена как стилет маньяка. Да, можно восторженно радоваться, что в России ничего не меняется. Но, в сущности, это повод к отчаянию и печали.
Именно поэтому Чацкого тут не особенно как-то уязвляет сплетня о сумасшествии, ему смешон этот маскарад ментальных уродов (бал сделан молодыми в основе своей артистами, что усугубляет проблему - дело не старости, дело в людях). Но в депрессию Чацкого вводит именно Репетилов, его монолог бессмысленного хлопотуна, деятельного фейсбучного кликуши. Это, пожалуй, его возможное будущее: когда нет дела, нет точки реализации, нет возможности что-то делать важное, своё, человек вырождается, и его желания тоже.
Можно поздравить с прекрасным дебютом Данилу Шперлинга, недавнего выпускника Школы-студии МХАТ (курс Дмитрия Брусникина) - его Молчалин заметен. Это улыбчивый красивый дородный юноша. У него все хорошо, у него аполлонический торс. Дорогого стоит мизансцена: Чацкий, спотыкаясь, требует карету на своем "трапе", а под лестницей стоит, широко улыбаясь, гордо распрямившись, только что разоблаченный Софьей и Фамусовым Молчалин. Он спокойно ожидает, пока свалит Чацкий. О, он умеет ждать! Ему хорошо известно, что будет дальше: тут, в фамусовской Москве, все равно всё уже его. Помрет Фамусов, и Молчалин будет хозяином положения. Молчалин знает закон (из другой пьесы): "А ведь он все-таки, господа, что ни говори, деловой человек. Наказать его надо; но, я полагаю, через несколько времени можно его опять приласкать".
И вот эффект. Достаточно классически, артикулированно прочесть текст Грибоедова, чтобы он прозвучал максимально политически, максимально остро, отвечая на каждый пункт современной повестки. И сюжет о невостребованности в России молодых идей, энергии и таланта раскроется полностью. Еще один молодой человек с горячей кровью, полный жизни и желаний, выброшен на обочину. И смешная лестница в верхнюю ложу, приставленная к тому, чтобы Чацкий белым принцем взошел в дом Фамусова, кажется трапом к самолету (художник Станислав Бенедиктов). Правда, финальная сцена кажется у Бенедиктова - про закрытые границы.
В роли Чацкого Максим Керин - главное актерское свершение спектакля. В его умных, свежих речах выделяется одна строфа: "Куда ни взглянешь, / Все та же гладь, и степь, и пусто и мертво... / Досадно, мочи нет, чем больше думать станешь". Вот это вот чувство повторяемости, фрактала, дурной цикличности, временной петли в "Горе от ума" кажется неожиданным откровением весом в 200 лет. Классика опасно наточена как стилет маньяка. Да, можно восторженно радоваться, что в России ничего не меняется. Но, в сущности, это повод к отчаянию и печали.
Именно поэтому Чацкого тут не особенно как-то уязвляет сплетня о сумасшествии, ему смешон этот маскарад ментальных уродов (бал сделан молодыми в основе своей артистами, что усугубляет проблему - дело не старости, дело в людях). Но в депрессию Чацкого вводит именно Репетилов, его монолог бессмысленного хлопотуна, деятельного фейсбучного кликуши. Это, пожалуй, его возможное будущее: когда нет дела, нет точки реализации, нет возможности что-то делать важное, своё, человек вырождается, и его желания тоже.
Можно поздравить с прекрасным дебютом Данилу Шперлинга, недавнего выпускника Школы-студии МХАТ (курс Дмитрия Брусникина) - его Молчалин заметен. Это улыбчивый красивый дородный юноша. У него все хорошо, у него аполлонический торс. Дорогого стоит мизансцена: Чацкий, спотыкаясь, требует карету на своем "трапе", а под лестницей стоит, широко улыбаясь, гордо распрямившись, только что разоблаченный Софьей и Фамусовым Молчалин. Он спокойно ожидает, пока свалит Чацкий. О, он умеет ждать! Ему хорошо известно, что будет дальше: тут, в фамусовской Москве, все равно всё уже его. Помрет Фамусов, и Молчалин будет хозяином положения. Молчалин знает закон (из другой пьесы): "А ведь он все-таки, господа, что ни говори, деловой человек. Наказать его надо; но, я полагаю, через несколько времени можно его опять приласкать".
