Вот, пожалуй, что самое занимательное в книге Андрея Зорина о Толстом: слияние темы пола и толстовского дауншифтинга. Согласно руссоистской доктрине, Толстой ищет возможности уничтожить барство в себе и слиться с простотой (при этом оставаясь при своих привилегиях). Но в "Дьяволе" Толстой показывает, что главный барьер против такого слияния - это tristia post coitus. Герой не может полностью отдать себя страсти. Интеллигентское сознание дворянина, воспитанного в христианской традиции, предполагает мученичество, связанное с ненавистью к своей плоти, с презрением к вожделению, с чувством стыда по поводу требований своего тела. Слиться с простотой невозможно, пока гложет стыд за сексуальный инстинкт, необходимость подавления желаний. Это не естественный закон, это социально приобретенное мировоззрение. У простоты, с которой желает слиться Толстой, этой необходимости нет. Толстой не может преодолеть отношение к телу как к "постыдной мерзости". Отказавшись от множества иллюзий и лицемерий общественной жизни (государство, церковь, суд и т.д.), Толстой не приходит к мысли о том, что и самый этот посткоитальный стыд и есть главное лицемерие.
Над этим остроумно пошутили братья Пресняковы в инсценировке "Воскресения": «Понимаешь, Катюша, мне стыдно и гадко. Да! Мне тошно… Я думаю, все время думаю, что вот зачем я живу, а, зачем живу, если все равно умру?! Зачем Николенька Иртенев умер, а я живу? (Заваливает Катюшу.)».
И дальше у Зорина очень точно: что страх смерти (и даже - более точно - "страх смертности") реализован в биографии Андрея Болконского, а преодоление пола, забивание сексуальной чрезмерности через брак - в биографии Пьера Безухова. Мне кажется, это самый важный вираж мысли Зорина в книге: в комплексном и переплетенном понимании Эроса и Танатоса в мышлении Льва Толстого.
