Когда была премьера спектакля Максима Диденко «Чапаев и Пустота» по пелевинскому роману (театр «Практика»), я не высказывался – был не в силах осмыслить большое впечатление. На фестивале русского театра в немецком Хеллерау в январе еще раз пересмотрел.
Мне эта работа кажется очень серьезным высказыванием о восприятии человеком XXI века исторической памяти и трагедии нашей страны. Сегодняшняя дискуссия о сталинизме (что важнее: человек или держава) вроде бы предполагает, что вопрос об оценке Гражданской войны закрыт. И это самоутешение оказывается ложным. Как понять теперь, чьими наследниками мы, сегодняшние, являемся: Колчака или Чапаева. Как распоряжается история сегодня – кто из них прав, кто виноват. Пелевин и Диденко рассказывают о принципиальной невозможности страстного, сочувственного понимания конфликта – это непостижимо, это невыносимо. Это понять рационально невозможно.
Единственно допустимый вариант содержится в буддистской пустоте, в следовании принципу увэй – отказу от бинарных позиций. Что белый, что красный - оба хуже, оба убивали и насиловали. И вместо описания истории – тут неистовый панковский танец пого в красном, первом акте «Чапаева и Пустоты», завершающийся зонгом в оратории Ивана Кушнира: «Сила ночи, сила дня - одинаково хуйня». Выбирать не из чего. Уйти от тошнотворности и кошмарности истории можно только в наркотическую грезу. Забыться, спрятаться, уйти в мантру и внутреннюю дзен-буддистскую эмиграцию. Герои Диденко поют советский гимн: «Мы кузнецы, и дух наш молод» - и всякий раз пение сбоит, схлопывается в ужас: «Мы кузнецы, и дух наш – Молох». В советском лозунге обнаруживаются сияющие пустоты, бездны, кошмарные подобия – из сознательного, из мира рацио вылезает хтонь, бессознательный кошмар. История русского бунта, в которой кровь, ад, ужас и смертоубийство, на наших глазах распадается на плесень и на липовый мед.
В третьем, голубом акте эта стихия успокаивается, и мы становится свидетелями превращения, как песня, что у нас стоном зовется, превращается в мантру. Там, где «Ой мне малым спалось» - там «ом мани падме хум». Все привиделось во сне. Вихри враждебные веяли над нами и ветер сорвал шапку с буйной головы - это ветры сновидения. Пережить трагедию России можно только в наркотическом сне – забытье, где история растворяется, уходит в стихию воды.
И вроде как сегодня часто молодому поколению задают вопрос об индифферентности, о незнании и нежелании знать. А вопрос, который должен быть задан: а как это вообще познать? Можно ли это вообще вложить в голову человеку, для которого XX век – кровавое месиво, чужое, враждебное? И не тут ли корни индифферентности, если после такого наследия не то, чтобы делать что-либо, а просто поднять руку в протесте физически больно. Наследникам XX века еще страшнее, чем его свидетелям.
