Впечатляющий текст Камы Гинкаса, предваряющий премьеру в ТЮЗе
Театр юного зрителя
24, 25 февраля
Кама Гинкас
НЕЛЕПАЯ ПОЭМКА
по Ф. Достоевскому
режиссер Кама Гинкас
художник Сергей Бархин
композитор Александр Бакши
в главных ролях:
Игорь Ясулович, Николай Иванов, Андрей Финягин
В спектакле участвует ансамбль «Сирин».
«Это самый некоммерческий проект в мире, какой только может быть. Все, что написал Достоевский, о чем он размышляет, что его беспокоит и бесит (особенно в этих его страницах), направлено против самой сути «коммерции». Вот первое, о чем хочу сказать.
Я знаю точно, что «Великого инквизитора» никто никогда в России не ставил. Пользовались отдельными фразами, цитатами, даже какие-то странички играли в спектаклях – и все. Еще два года назад я бы с абсолютной уверенностью сказал, что никто и в мире не ставил. Но чуть больше года назад Питер Брук в городе Париже поставил «Великого инквизитора». Правда, он поставил это скорее, как чтение под музыку, чем спектакль или пьесу. Я сам это действо не видел, но мой агент в Америке, который давно хочет, чтобы я поставил там этот спектакль, специально поехал, посмотрел и сказал мне: «Кама, не волнуйся. Это все другое». Я и не волнуюсь».
«Что из нашей работы не получилось бы, это - событие историческое. «Великий инквизитор» - это самые сущностные, самые основополагающие, самые резкие, самые кардинальные, самые искренние, самые наглые, самые хулиганские, самые эксцентричные, самые трезвые, самые жестокие и самые нежные страницы Достоевского о нас, человеках. И они будут произнесены вслух, публично. Они будут сыграны».
«Это произведение Достоевского - на все времена. А сегодня выясняется, что нет ничего более, простите-извините, злободневнее. Я никогда не занимался «злободневным», но эта самая глобальная, самая откровенная, самая тонкая по философии вещь, последние годы становится до примитивности «злободневной» - до такой степени мы поменяли нашу систему ценностей.
Всегда в России считалось – «бедность – не порок», а богатство вызывало сомнение. Сегодня, бедность – стыд, богатство же (любое богатство) – достоинство.
Я знаю это произведение уже «тысячу лет», но где-то лет пять назад прочел еще раз и понял, что там все обо мне. Обо мне, идущем по улице, покупающем свежую булку без очереди, довольном своим теплым домом, хорошей машиной. Так что же это такое? Я обнаружил в себе какие-то новые странные ростки. Оглянулся: оказывается, народ давно живет по принципу «обогащайся, как можешь». А каким образом пришло это богатство: ограбил, зарезал кого-нибудь или обманул – неважно. Сегодня это не имеет значения. Ты успешен – и этим все оправдывается. Выступай по телевизору, ходи в сауну, не забывай креститься в церкви, а твой партийный билет пусть тихонечко полежит в комоде».
«То, что человек животное – даже спорить не надо – это так. Важно другое: как к себе относиться. Я – совсем животное или как? Я только плоть, нуждающаяся в хлебе (ведь плоть надо восполнять), я плоть, жаждущая комфорта (её надо лелеять), я плоть, требующая периодического сексуального спаривания (плоть необходимо удовлетворять!), так вот, я только плоть или…я, все-таки что-то еще. Проклятие наше в том, что мы не только животные. Бог вселил в нашу плоть и еще что-то (в небольшой, правда, дозе), но это «что-то» - ужасно мешает спокойно, удовлетворенно жить, и надо от этого «что-то» избавляться или … или как?»
«Мы богоподобные (хотя бы отчасти) существа или мы просто плоть? Вот как ставит вопрос Федор Михайлович».
«Потому что Он (Тот, о Ком пишет Достоевский с большой буквы) видел в нас богоподобных, равных себе существ. Он дал нам свободу выбора. Он не захотел покупать нашу веру в Него. Он считал: человек свободен, человек выбирает сам.
Но свобода… это такое бремя! Сам выбрав, как жить, в кого веровать, сам выбрав идти налево или направо, сам выбрав президента или жену, - сам же и отвечай за это. И тут уж нечего ссылаться на плохое правительство, или на плохую жену (их выбирал ты). Вот почему мы мучаемся с этой свободой, торопимся перепоручить ее кому угодно: Гитлеру, Сталину, царю-батюшке или первому попавшемуся кандидату в президенты.
Американцы издавна у нас считаются ужасно свободными. Да и они себя считают такими. Последние несколько лет я много работал в Америке. Что-то я этих свободных американцев не очень разглядел. Они с радостью отдали товарищу Бушу право решать за них все вопросы. Товарищ Буш решил, что надо воевать со всем мусульманским миром, ну, и ладно. Погибло такое-то количество людей, сначала мало, потом побольше, но ведь не у меня. Они сейчас поступают так же, как и мы всегда и повсеместно поступаем, поступали и, видимо, будем поступать. Спихнуть эту ненавистную свободу. Отдать ее кому ни попадя и, по возможности, быстрее. Вот наше рассейское, американское, татаро-монгольское, в общем, обыкновенно человеческое желание».
«Я это разглядел в себе, в нас «здесь» и в нас «там», в нас повсюду. Вот почему я захотел поставить «Нелепую поэмку». Иван Карамазов сочинил «Поэмку» про Великого инквизитора. «Вещь нелепая, но мне хочется ее рассказать». Вот и мне хочется ее рассказать.»
«Бог создал нас чудовищно несправедливо. Ну, сделай нас духами бесплотными! Как легко! Или животными! Тоже легко. Я видел собственными глазами, как курица клевала яйцо, которое сама только что снесла. Вопросов к ней нет. У нее тоже вопросов нет - она так создана. А вот этот эксперимент, который над нами проводит Господь, создав нас из плоти, то есть животными, но всучив туда дух проклятый, который постоянно задает вопросы, - это же мука! Так вот, у Достоевского есть чудовищная претензия к Господу Богу, и он ее, как неистово верующий человек, никак не может высказать. Он прячет все эти вопросы то в Раскольникова, то в Свидригайлова, то в Ивана. Но, смотрите, что делает Достоевский. От того, что это такая наглая, рискованная, ужасающая постановка вопроса, даже Иван не решается говорить все «от себя». Он передает это Великому Инквизитору, перенеся все действие в какую-то Испанию, в которой ни Достоевский не был, ни Иван тем более. Сочиняет некую мифическую историю, которая происходила в якобы средние века, и погружает туда все, что не дает ему покоя. Прячет. Слишком невыносимо! Потому что то, что говорит о нас Великий Инквизитор, такая ужасающая правда, что произносить ее вслух страшно. А ведь он не лжет».
Из неопубликованного интервью К. М.Гинкаса.
20 января 2006 года
24, 25 февраля
Кама Гинкас
НЕЛЕПАЯ ПОЭМКА
по Ф. Достоевскому
режиссер Кама Гинкас
художник Сергей Бархин
композитор Александр Бакши
в главных ролях:
Игорь Ясулович, Николай Иванов, Андрей Финягин
В спектакле участвует ансамбль «Сирин».
«Это самый некоммерческий проект в мире, какой только может быть. Все, что написал Достоевский, о чем он размышляет, что его беспокоит и бесит (особенно в этих его страницах), направлено против самой сути «коммерции». Вот первое, о чем хочу сказать.
Я знаю точно, что «Великого инквизитора» никто никогда в России не ставил. Пользовались отдельными фразами, цитатами, даже какие-то странички играли в спектаклях – и все. Еще два года назад я бы с абсолютной уверенностью сказал, что никто и в мире не ставил. Но чуть больше года назад Питер Брук в городе Париже поставил «Великого инквизитора». Правда, он поставил это скорее, как чтение под музыку, чем спектакль или пьесу. Я сам это действо не видел, но мой агент в Америке, который давно хочет, чтобы я поставил там этот спектакль, специально поехал, посмотрел и сказал мне: «Кама, не волнуйся. Это все другое». Я и не волнуюсь».
«Что из нашей работы не получилось бы, это - событие историческое. «Великий инквизитор» - это самые сущностные, самые основополагающие, самые резкие, самые кардинальные, самые искренние, самые наглые, самые хулиганские, самые эксцентричные, самые трезвые, самые жестокие и самые нежные страницы Достоевского о нас, человеках. И они будут произнесены вслух, публично. Они будут сыграны».
«Это произведение Достоевского - на все времена. А сегодня выясняется, что нет ничего более, простите-извините, злободневнее. Я никогда не занимался «злободневным», но эта самая глобальная, самая откровенная, самая тонкая по философии вещь, последние годы становится до примитивности «злободневной» - до такой степени мы поменяли нашу систему ценностей.
Всегда в России считалось – «бедность – не порок», а богатство вызывало сомнение. Сегодня, бедность – стыд, богатство же (любое богатство) – достоинство.
Я знаю это произведение уже «тысячу лет», но где-то лет пять назад прочел еще раз и понял, что там все обо мне. Обо мне, идущем по улице, покупающем свежую булку без очереди, довольном своим теплым домом, хорошей машиной. Так что же это такое? Я обнаружил в себе какие-то новые странные ростки. Оглянулся: оказывается, народ давно живет по принципу «обогащайся, как можешь». А каким образом пришло это богатство: ограбил, зарезал кого-нибудь или обманул – неважно. Сегодня это не имеет значения. Ты успешен – и этим все оправдывается. Выступай по телевизору, ходи в сауну, не забывай креститься в церкви, а твой партийный билет пусть тихонечко полежит в комоде».
«То, что человек животное – даже спорить не надо – это так. Важно другое: как к себе относиться. Я – совсем животное или как? Я только плоть, нуждающаяся в хлебе (ведь плоть надо восполнять), я плоть, жаждущая комфорта (её надо лелеять), я плоть, требующая периодического сексуального спаривания (плоть необходимо удовлетворять!), так вот, я только плоть или…я, все-таки что-то еще. Проклятие наше в том, что мы не только животные. Бог вселил в нашу плоть и еще что-то (в небольшой, правда, дозе), но это «что-то» - ужасно мешает спокойно, удовлетворенно жить, и надо от этого «что-то» избавляться или … или как?»
«Мы богоподобные (хотя бы отчасти) существа или мы просто плоть? Вот как ставит вопрос Федор Михайлович».
«Потому что Он (Тот, о Ком пишет Достоевский с большой буквы) видел в нас богоподобных, равных себе существ. Он дал нам свободу выбора. Он не захотел покупать нашу веру в Него. Он считал: человек свободен, человек выбирает сам.
Но свобода… это такое бремя! Сам выбрав, как жить, в кого веровать, сам выбрав идти налево или направо, сам выбрав президента или жену, - сам же и отвечай за это. И тут уж нечего ссылаться на плохое правительство, или на плохую жену (их выбирал ты). Вот почему мы мучаемся с этой свободой, торопимся перепоручить ее кому угодно: Гитлеру, Сталину, царю-батюшке или первому попавшемуся кандидату в президенты.
Американцы издавна у нас считаются ужасно свободными. Да и они себя считают такими. Последние несколько лет я много работал в Америке. Что-то я этих свободных американцев не очень разглядел. Они с радостью отдали товарищу Бушу право решать за них все вопросы. Товарищ Буш решил, что надо воевать со всем мусульманским миром, ну, и ладно. Погибло такое-то количество людей, сначала мало, потом побольше, но ведь не у меня. Они сейчас поступают так же, как и мы всегда и повсеместно поступаем, поступали и, видимо, будем поступать. Спихнуть эту ненавистную свободу. Отдать ее кому ни попадя и, по возможности, быстрее. Вот наше рассейское, американское, татаро-монгольское, в общем, обыкновенно человеческое желание».
«Я это разглядел в себе, в нас «здесь» и в нас «там», в нас повсюду. Вот почему я захотел поставить «Нелепую поэмку». Иван Карамазов сочинил «Поэмку» про Великого инквизитора. «Вещь нелепая, но мне хочется ее рассказать». Вот и мне хочется ее рассказать.»
«Бог создал нас чудовищно несправедливо. Ну, сделай нас духами бесплотными! Как легко! Или животными! Тоже легко. Я видел собственными глазами, как курица клевала яйцо, которое сама только что снесла. Вопросов к ней нет. У нее тоже вопросов нет - она так создана. А вот этот эксперимент, который над нами проводит Господь, создав нас из плоти, то есть животными, но всучив туда дух проклятый, который постоянно задает вопросы, - это же мука! Так вот, у Достоевского есть чудовищная претензия к Господу Богу, и он ее, как неистово верующий человек, никак не может высказать. Он прячет все эти вопросы то в Раскольникова, то в Свидригайлова, то в Ивана. Но, смотрите, что делает Достоевский. От того, что это такая наглая, рискованная, ужасающая постановка вопроса, даже Иван не решается говорить все «от себя». Он передает это Великому Инквизитору, перенеся все действие в какую-то Испанию, в которой ни Достоевский не был, ни Иван тем более. Сочиняет некую мифическую историю, которая происходила в якобы средние века, и погружает туда все, что не дает ему покоя. Прячет. Слишком невыносимо! Потому что то, что говорит о нас Великий Инквизитор, такая ужасающая правда, что произносить ее вслух страшно. А ведь он не лжет».
Из неопубликованного интервью К. М.Гинкаса.
20 января 2006 года