С другой стороны, вот свидетельство Герцена
Филарет умел хитро и ловко унижать временную власть; в его проповедях просвечивал тот христианский, неопределенный социализм, которым блистали Лакордер и другие дальновидные католики. Филарет с высоты своего первосвятительного амвона говорил о том, что человек никогда не может быть законно орудием другого, что между людьми может только быть обмен услуг, и это говорил он в государстве, где полнаселения - рабы.
Он говорил колодникам в пересыльном остроге на Воробьевых горах: "Гражданский закон вас осудил и гонит, а церковь гонится за вами, хочет сказать еще слово, еще помолиться об вас и благословить на путь". /.../ Проповедь Филарета на молебствии по случаю холеры превзошла все остальные; он взял текстом, как ангел предложил в наказание Давиду избрать войну, голод или чуму; Давид избрал чуму. Государь приехал в Москву взбешенный, послал министра двора князя Волконского намылить Филарету голову и грозился его отправить митрополитом в Грузию. Митрополит смиренно покорился и разослал новое слово по всем церквам, в котором пояснял, что напрасно стали бы искать какое-нибудь приложение в тексте первой проповеди к благочестивейшему императору, что Давид - это мы сами, погрязнувшие в грехах. Разумеется, тогда и те поняли первую проповедь, которые не добрались до ее смысла сразу.
Так играл в оппозицию московский митрополит.
Сегодняшняя церковь - сонное царство конформизма по отношению к власти. "Второй силы", как должно было бы быть, она не составляет, оппозицию не содержит - духовный авторитет у нее поэтому отсутствует, кроме традиций благочестия. Книжные духовники интеллигенции, интеллектуальной элиты - Сурожский, Мень, другие - официальной церковью отторгнуты, смещены, не сильно рекомендованы, Мень постепенно исчезает из церковных лавок. Кураев во многих проявлениях смешон, сиюминутен, не мудр. На минуточку представим себе ситуацию, в которой у церковной власти находятся силы иметь "особое мнение" по поводу действий государства, когда она - как в допетровскую эпоху - вдруг встанет выше государства. РПЦ сегодня остро не хватает чувства самостоятельности, самостоятельности от земной власти. С другой стороны, воцерквленный человек может легко возразить: да хороша будет ли та интеллигенция, которая пойдет за церковью только в том случае, если церковь встанет в оппозицию к власти? А также будут правы те либералы, которые станут говорить, что не дай-то боже, чтобы церковь возглавила какой-нибудь Марш Несогласных.
Но факт остается фактом. Церковь сегодня не спорит с государством, не отстаивает свои, вполне определенные, крепкие и параллельные позиции. Церковь сегодня менее всего обращена к интеллигенции, или точнее к интеллекту, к вечно сомневающемуся, вечно конфликтному, вечно недовольному интеллекту интеллигенции. Она стала союзницей "народных масс" и, к великому сожалению, часто невежества. Церковь перестала бороться, если не говорить, конечно, о борьбе с пороками и "бытовым антихристианством" (наркоманией, сектами, неверным пониманием православия, антицерковным искусством). Мы давно не видели церковного гнева, обрушивающегося на самые острые, а не мелочные грани реальности. Все в рамках благочестия.
Поправьте, если говорю неверно.
Он говорил колодникам в пересыльном остроге на Воробьевых горах: "Гражданский закон вас осудил и гонит, а церковь гонится за вами, хочет сказать еще слово, еще помолиться об вас и благословить на путь". /.../ Проповедь Филарета на молебствии по случаю холеры превзошла все остальные; он взял текстом, как ангел предложил в наказание Давиду избрать войну, голод или чуму; Давид избрал чуму. Государь приехал в Москву взбешенный, послал министра двора князя Волконского намылить Филарету голову и грозился его отправить митрополитом в Грузию. Митрополит смиренно покорился и разослал новое слово по всем церквам, в котором пояснял, что напрасно стали бы искать какое-нибудь приложение в тексте первой проповеди к благочестивейшему императору, что Давид - это мы сами, погрязнувшие в грехах. Разумеется, тогда и те поняли первую проповедь, которые не добрались до ее смысла сразу.
Так играл в оппозицию московский митрополит.
Сегодняшняя церковь - сонное царство конформизма по отношению к власти. "Второй силы", как должно было бы быть, она не составляет, оппозицию не содержит - духовный авторитет у нее поэтому отсутствует, кроме традиций благочестия. Книжные духовники интеллигенции, интеллектуальной элиты - Сурожский, Мень, другие - официальной церковью отторгнуты, смещены, не сильно рекомендованы, Мень постепенно исчезает из церковных лавок. Кураев во многих проявлениях смешон, сиюминутен, не мудр. На минуточку представим себе ситуацию, в которой у церковной власти находятся силы иметь "особое мнение" по поводу действий государства, когда она - как в допетровскую эпоху - вдруг встанет выше государства. РПЦ сегодня остро не хватает чувства самостоятельности, самостоятельности от земной власти. С другой стороны, воцерквленный человек может легко возразить: да хороша будет ли та интеллигенция, которая пойдет за церковью только в том случае, если церковь встанет в оппозицию к власти? А также будут правы те либералы, которые станут говорить, что не дай-то боже, чтобы церковь возглавила какой-нибудь Марш Несогласных.
Но факт остается фактом. Церковь сегодня не спорит с государством, не отстаивает свои, вполне определенные, крепкие и параллельные позиции. Церковь сегодня менее всего обращена к интеллигенции, или точнее к интеллекту, к вечно сомневающемуся, вечно конфликтному, вечно недовольному интеллекту интеллигенции. Она стала союзницей "народных масс" и, к великому сожалению, часто невежества. Церковь перестала бороться, если не говорить, конечно, о борьбе с пороками и "бытовым антихристианством" (наркоманией, сектами, неверным пониманием православия, антицерковным искусством). Мы давно не видели церковного гнева, обрушивающегося на самые острые, а не мелочные грани реальности. Все в рамках благочестия.
Поправьте, если говорю неверно.