Опавшие листья. Короб театральный

Вот это, конечно, самый невероятный конфликт, который обнаружился в Беларуси. Водораздел поколений. Лживые покорные учителя, наставники, воспитатели. И страдающие от лжи их ученики. Школа готовит нас к миру, который не существует. Просто новый 1968-й. Дорогая Елена Сергеевна наоборот.

Прошел в Минске новый конкурс современной пьесы. Его собрала театровед-менеджер Виктория Белякова, получив грант частных предпринимателей (есть такая форма поддержки социальных проектов в Беларуси) и организовав чтения-эскизы на окраине Минска, в разваленном помещении старого завода. Все то, что по-прежнему невозможно в государственных театрах, становится возможно в маргинальных зонах и любопытно разнообразной публике - а она на всех акциях была. Представленная генерация драматургов - это белорусская драма "послеПряжко" и усилий "Свободного театра". И это очень крепкое, перспективное и почему-то исключительно мужское поколение, которое, правда, чаще всего, получает славу в российском театре, как это произошло с уже окрепшими Дмитрием Богославским, Андреем Ивановым и Максимом Досько. Такова уж участь всей, по сути, драматургии бывших союзных республик - становиться на ноги через российский театральный рынок. Так было и, скорее всего, так будет, что для российского театра, безусловно, отдельная, я бы сказал, геополитическая радость. Культура 2000-х через бесконечные международные акции вообще многое сделала для соединения народов - тонкий слой, который сегодня чаще всего рассыпается политиками.

Я был только два дня с лекциями, но были и обсуждения показов. Несколько слов о пьесах.

"ВрайИлиад" Никиты Ильинчика - дебют студента студента некогда театроведческого, а теперь режиссерского факультета ГИТИСа. Евгений Каменькович просил режиссеров поупражняться в написании пьес - очень дельное задание. Никита, для которого и Литва, и Беларусь, и Польша - родные страны, пишет фантазию на темы катастрофы Второй мировой войны и оккупации Прибалтики. Советский военный въезжает в квартиру репрессированного рижанина. Текст о том, как можно работать с такой историей, как сегодня можно жить с таким наследством, как понять время и определить отношение к нему, как пережить травму.

"Бзик" Алексея Макейчика - физиологический очерк о наркотической зависимости, полный специфических поведения, разговоров, морали, лексики. Герои пытаются сойти с тупиковой дистанции, но всякий раз это срывается. В конечном итоге тут есть весьма неожиданный разговор о фатализме человеческой жизни: наркомания может быть формой темперамента, вынуждающего человека приобрести одну из всевозможных форм зависимостей. Ту или иную.

"Пенаты" Ивана Крепостного (выяснилось, что под псевдонимом скрывался режиссер брестского театра Тимофей Ильевский) - на мой вкус, самый перспективный текст для постановки. Пьеса для дисфункцию общества, из которого, как из зоопарка, уходят дети, не видящие перспективы. Пьеса очень, что называется, "в традиции" - есть элементы театра абсурда, узнается бытовизм Петрушевской. Мир взрослых - мир автоматов, роботов, изо дня в день произносящих одни и те же фразы - пьеса как докучная сказка, откуда, как из трясины, герои вываливаются различными способами. Дед просто вешается, оставляя пухлый дневник, - который поначалу кажется откровением, а затем оказывается пустой риторикой безнадежно слепого и велеречивого человека. Сын, пародируя розовскую пьесу, разрезает домашний скарб бензопилой. Невозможно смешной образ бабушки-сталинистки, старого партийного работника, живущего и в быту по принципам партячейки.

"Onyx" Максима Досько - "этнографическая" пьеса о малолетках-гангстерах в гетто на окраине Минска, подражающих музыке негритянских кварталов Нью-Йорка. Эпические приключения банды всегда оканчиваются неудачей, это пародия на рэп-стиль, ее сдержанный, наивный и смешной вариант. Но всякий раз, как и герои "Пацанских рассказов" Прилепина, персонажи Досько оказываются на волосок от гибели. Финал печален - дети перебесились и стали "нормальными", но совершенно ясно, что в тисках обветшалых кондоминиумов, повседневности спальных районов эта приблатненная юность, увы, оказывается, единственной формой красоты, романтики и хоть какой-то событийности. Как и всегда и Досько, ирония и серьез не имеют четкой границы, а текст выглядит как своеобычная поэтическая строка, так что на обсуждении констатировали появление в Беларуси первой хип-хоп-оперы.

Еще одна замеченная подробность на обсуждения. Все пьесы исключительно саркастичны и очень смешны, но белорусская публика смеется почему-то редко и мало. Дима Богославский заметил, что будут смеяться, если повесить соответствующий призыв на дверях зрительных залов. Робость в проявлении эмоций оказалось свойством публики, но не драматургов.

Интересный сюжет предлагает спектакль в Пермском ТЮЗе по пьесе "Лондон" белоруса Максима Досько. Пьеса известная, получила массу премий. То ли сознательно, то ли невольно, то ли жестоко лукавя режиссер Максим Соколов ставит ее совершенно не иронично. Это сюжет о том, что как простой белорусский паренек из города Раков получил гран-при в Лондоне за соломоплетение, едет в Великобританию и ужасно тоскует по родине, не принимая ничего из западной реальности, столь не похожей на свою, сугубо белорусскую действительность. Досько, разумеется, тут изучает феномен специфического простодушия белорусов, продолжая линию Пряжко. Как работает окопное сознание, чистая герметика, самозамыкание.
Максим Соколов пьесу ставит без какого-то бы ни было чувства иронии. Кажется, стоит этому спектаклю доехать до Минска, и спектаклю вручат тут же госпремию за пропаганду белорусского стиля жизни и безответной любви к малой родине. Жыве Беларусь! Звучит аккордеон, прекрасный артист Александр Шаров рисует сочными красками крепкого славянского паренька, кряжистого, себе на уме, не поддающегося соблазнам, отчаянно не понимающего, как устроен непонятный для него, пугающий мир. Изумляется каждому новому предмету, постигая иное, но не делая его своим, не присваивая, ограничиваясь только привычным, строго ограниченным кругом вещей и ощущений. Декорация представляет собой огромное плетенное аистиное гнездо, которое таскает за собой идеальный белорус "с Ракова" Гена. Банная шайка - спеленутый ребеночек. И даже примета Британии - битловский Can't buy me love - звучит как незамысловатые переливы тальянки.

Я смотрел спектакль, и понимал, что это очень достойная профессиональная работа. На которую не оказал влияния контекст, который режиссер вовсе не обязан знать. Скажем, есть у Пряжко пьесы "Поле" и "Урожай", которые ставились точно так же - про реальных белорусских крестьян, вот про поле и вот про урожай. Также приходилось мне видеть и "Чукчей" Пряжко как этнографическую зарисовку о чукотской жизни, физиологически очерк чукотской реальности.

И я думал, о том, что, возможно, в таком подходе скрывается спасение от угара постмодернизма. Сарказм и ирония, характерная для постмодернисткой культуры, в какой-то момент опадет, так как исчезнет объект иронии. Так, сегодня, читатель XXI века уже не чувствует пародийность пушкинских "Повестей Белкина", так как уже не читает романтических повестей, над которыми издевается перо Александра Сергеевича. Или как советский зритель не понимал, что фильмы о Фантомасе с Луи де Фюнесом - это пародия на настоящего Фантомаса, так как настоящего никто не видел.
И поэтому спасение от всё разъедающей постмодернистской иронии - возможно, вот в таком прекрасно наивном отношении к объекту иронии, когда она не замечается, игнорируется. Возможно, к объекту иронии достаточно проявить радушное доверие - и художественная эпоха сменится сама.

Когда ты в Минске, вопрос, почему именно здесь появился драматург Пряжко, перестает тебя волновать.

Беларусь - одна из самых театральных стран Европы

"Вырезка" из 245 пьес: по принципу "все, что выше среднего", или, проще говоря, мой личный лонг лист.

( Collapse )