"Семья Ивановых" Андрея Платонова, реж. Радион Букаев, Магаданский театр
Хочу рассказать о спектакле "Семья Ивановых" Радиона Букаева, который видел дважды - сперва на родной сцене Магаданского театра, затем на фестивале "Чат" Омского Лицейского театра.
Рассказ Андрея Платонова играет одна актриса, Марчела Стати. Этот спектакль - смесь монодрамы, иммерсивного театра и театра объекта. Двенадцать зрителей сидят за грубосколоченным столом, к ним приходит простая, тихая, неброско одетая женщина с чемоданчиком военной поры. Из чемоданчика (он иногда выполняет еще и роль метронома) актриса достает разные сопутствующие предметы: обмылок, старую фотографию, варежку, курительную трубку, ухват, дырявую ложку. Раздает зрителям, предметы можно трогать, ощущая подлинность вещи через тактильное соучастие. У этих вещей унылого военного быта совершенно сиротский вид: они как недоласканный ребенок, который требует повышенного внимания, жалости к предметной среде. Тем более, что стол - территория уюта, который организует женщина, стоит без еды, постный, холодный, голодный.
Текст Платонова "Возвращение" - текст звенящей хрустальной чистоты, он хранится актрисой, Марчела несет в речи его простую, почти библейскую структуру, стараясь не расплескать эмоцию. Текст поверяется неактерской, сдержанной, суровой интонацией: женщина в тылу не очень-то часто говорит, все больше руками. Поэтому и голос сдавленный, с хрипотцой.
Выделенная женская линия в рассказе Андрея Платонова переструктурирует отношение к проблеме: по дороге загулявший солдат Второй мировой возвращается с войны и застает налаженный и уже чужой быт выросших детей, где ему не очень-то есть место. К детям ходит сосед "играться" - тот потерял родных и прибился к другой семье. Сын вырос и заместил собой нехватку мужа, отца. Но солдат Иванов, сам не без греха, почему-то приходит с чувством морального превосходства ("Я пережил больше, чем ты"). Героиня Платонова находится в подчиненном положении - в жестоком маскулинном мире героев, где она должна уступать и оправдываться, чувствовать себя виноватой. Чувство бравады и героизма вырождается в право на осуждение и ни на чем не основанное превосходство. Война продолжается в быту, мир оказывается сложнее войны; война породила в тылу искаженные моральные нормы, где двенадцатилетный ребенок вынужденно становится распорядительным, хлопотливым взрослым, теряя очарование детства. Преждевременное взросление сына Петра заставляет Иванова чувствовать в ребенке конкурента - и это совершенно мифологический сюжет о возвращении Одиссея на Итаку, где Телемак оказался одним из женихов Пенелопы.
Моральная дилемма, поставленная Радионом Букаевым и Марчелой Стати, делает спектакль высказыванием о правах женщины. Культ героизма, воспеваемый на войне, делает женщину уязвимой. У войны не женское лицо. Но женский фокус дает почувствовать иное: труд воспитания двоих детей в аскетических условиях тыла - едва ли не сложнее ратного подвига, и уж точно не требует ни осуждения, ни снисхождения, ни культивирования вины. Если продолжать ассоциации с античным мифом, то суть спектакля сопрягается с фразой из Еврипида: "Три раза под щитом / Охотней бы стояла я, чем раз / Один родить". Подвиг женщины-матери равнозначен. Здесь в той же мере, как и в "Возвращении" Андрея Звягинцева, разоблачается мегалитический, безусловный культ отца.
Фото Алексея Углиржа
Рассказ Андрея Платонова играет одна актриса, Марчела Стати. Этот спектакль - смесь монодрамы, иммерсивного театра и театра объекта. Двенадцать зрителей сидят за грубосколоченным столом, к ним приходит простая, тихая, неброско одетая женщина с чемоданчиком военной поры. Из чемоданчика (он иногда выполняет еще и роль метронома) актриса достает разные сопутствующие предметы: обмылок, старую фотографию, варежку, курительную трубку, ухват, дырявую ложку. Раздает зрителям, предметы можно трогать, ощущая подлинность вещи через тактильное соучастие. У этих вещей унылого военного быта совершенно сиротский вид: они как недоласканный ребенок, который требует повышенного внимания, жалости к предметной среде. Тем более, что стол - территория уюта, который организует женщина, стоит без еды, постный, холодный, голодный.
Текст Платонова "Возвращение" - текст звенящей хрустальной чистоты, он хранится актрисой, Марчела несет в речи его простую, почти библейскую структуру, стараясь не расплескать эмоцию. Текст поверяется неактерской, сдержанной, суровой интонацией: женщина в тылу не очень-то часто говорит, все больше руками. Поэтому и голос сдавленный, с хрипотцой.
Выделенная женская линия в рассказе Андрея Платонова переструктурирует отношение к проблеме: по дороге загулявший солдат Второй мировой возвращается с войны и застает налаженный и уже чужой быт выросших детей, где ему не очень-то есть место. К детям ходит сосед "играться" - тот потерял родных и прибился к другой семье. Сын вырос и заместил собой нехватку мужа, отца. Но солдат Иванов, сам не без греха, почему-то приходит с чувством морального превосходства ("Я пережил больше, чем ты"). Героиня Платонова находится в подчиненном положении - в жестоком маскулинном мире героев, где она должна уступать и оправдываться, чувствовать себя виноватой. Чувство бравады и героизма вырождается в право на осуждение и ни на чем не основанное превосходство. Война продолжается в быту, мир оказывается сложнее войны; война породила в тылу искаженные моральные нормы, где двенадцатилетный ребенок вынужденно становится распорядительным, хлопотливым взрослым, теряя очарование детства. Преждевременное взросление сына Петра заставляет Иванова чувствовать в ребенке конкурента - и это совершенно мифологический сюжет о возвращении Одиссея на Итаку, где Телемак оказался одним из женихов Пенелопы.
Моральная дилемма, поставленная Радионом Букаевым и Марчелой Стати, делает спектакль высказыванием о правах женщины. Культ героизма, воспеваемый на войне, делает женщину уязвимой. У войны не женское лицо. Но женский фокус дает почувствовать иное: труд воспитания двоих детей в аскетических условиях тыла - едва ли не сложнее ратного подвига, и уж точно не требует ни осуждения, ни снисхождения, ни культивирования вины. Если продолжать ассоциации с античным мифом, то суть спектакля сопрягается с фразой из Еврипида: "Три раза под щитом / Охотней бы стояла я, чем раз / Один родить". Подвиг женщины-матери равнозначен. Здесь в той же мере, как и в "Возвращении" Андрея Звягинцева, разоблачается мегалитический, безусловный культ отца.
Фото Алексея Углиржа
